Цветы ложатся к монументу - Носову сто лет. Нашему. Евгению Ивановичу. Который не знал, какая у него проза: лейтенантская, деревенская. Он писал словами родных мест - ныне уже забытыми. Сохраняя эту речь для истории.
Татьяна Потехина, экскурсовод
«Окаём нашего детства — это же надо думать! Как это - окаём? Заволнобродила — это то слово, которое что-то будит во мне. Ну, не знаю праславянское или нет, зовет думать. Над каждым его словом. В общем, если мы сначала будем думать, а потом всё остальное, наверно будет здорово».
День его рождения в области празднуют как День литератора. Сегодня вручили премии, награды. Глава региона говорил во многом как журналист, а не чиновник высокого ранга.
Александр Хинштейн, врио губернатора Курской области:
«Для меня это еще и чисто, правильно так сказать, личное: я очень люблю творчество Евгения Ивановича Носова, и попытки отнести его к какому-то узкому направлению деревенщиков или лейтенантской прозе - конечно, это слишком узко. Потому что есть писатели, которые не помещаются в какие-то рамки, и собственно, это тоже одна из примет настоящего таланта».
Глава союза писателей страны приехал из столицы - предъявил общественности красную книжечку. Носов любил этот цвет.
Николай Иванов, председатель правления Союза писателей России
«Выписано первое удостоверение человека, навечно зачисленного в списки писательской организации Курского отделения - Евгений Иванович Носов».
Он при жизни был признан - и читателями, и властью. И принимал это спокойно.
– Бесплатный проезд, внеочередное обслуживание, так далее-далее...
–Коммунальные льготы.
– Ну, если вы мне это вручаете, то жму вашу руку, спасибо!
Когда упоминали "Усвятских шлемоносцев", он без тени иронии говорил: да-да, как же – "носовская классика".
Уникальные кадры - встреча в педуниверситете. Писатель в этот день - читатель. Записок из зала.
«Всяким творчеством движет сомнение... Это действительно так. И ошибка – это спутник творчества тоже. Бояться её не надо...»
Смысл жизни в увеличении количества любви между людьми. «Вы согласны?» —спрашивают Носова:
«Я бы любовь заменил, скажем, словом терпимость».
Тогда, по его мнению, мысль обретает хоть какую-то ясность и взрослость. Не до любви было в 18 лет, когда прибыл на фронт в 43-м. В этом переломном году оказывался под угрозой окружения. Уходили по болоту оставив пушки на позициях. Из тринадцати человек до своих дошли шестеро:
«Такое высокое место - они с шоссе били. Видят всех, как мы там шли по этому болоту. Подъезжает броневик и замполитотдела высовывается и кричит: эх вы, артиллеристы, на лафетах надо умирать! А снайпер его как чирканул, он в бронемашину ук! - и туда. И машина сразу ушла, увезли его. Понимаешь, всё справедливо, конечно надо было на лафетах умирать. Но страшно».
В военной прозе Носова не найти батальных полотен, она очень лейтенантская. Сержантская, солдатская. От земли "Усвятских шлемоносцев", где ни один хозяин свинью не резал - приглашал специалиста со стороны. Старшее поколение помнит телеспектакль, и фильм начала 80-х, где мужики идут к деду Селивану за опытом Первой мировой: как это – людей убивать?
В 90-х Носов спорил с Астафьевым. Понимая, что нельзя говорить о поколении победителей "прокляты и убиты". И валить все беды на высший командный состав.
«Скажем, чем виноват Горбатов, мой генерал, командующий моей армией – 2-й Белорусский фронт. Он сидел. На Колыме. Напилил сосен там сколько. Он понадобился - Сталин вспомнил, дал команду, его выпустили. И он принял армию».
"Красное вино Победы" - самый известный рассказ Евгения Ивановича – это не фантазия автора. Вплоть до фамилии безмолвного главного героя - Копёшкина. Тяжелораненый Носов в тот день лежал в госпитале. Берлин занят, а сутки, другие, третьи - никаких объявлений. Узнали не по радио. А по небывалому приказу начальника госпиталя на обходе.
«И хорошо бы, понимаешь ли бы винца! - начальник госпиталя говорит. И как кто-то рявкнул: ребята, да это же победа! Всё! И как поднялся тарарам, подушками кидать друг в друга! А в это время вот мой сосед Копёшкин... он умер».
И это было против природы. После великой войны Носов наслаждался действительностью, которая свободна от опасности внезапной смерти. Жизнью леса и поля, и его тружеников, и тем, как гуси взлетают с воды. Кроме литературного наследия оставил после себя картины - весьма мастерски написанные. И игрушки: лошадка в санках, козлик, который то поднимет голову - когда сыт, то опустит - если проголодался и загрустил... Он до последних дней вспоминал блинчики на машинном масле.
«Пробку - картер - отвинчиваем и в котелок. Подголадывали. Молодые - жрать охота! И вот жарим эти вот оладушки. Они всё - румяные, веселые, хорошие... Но керосином воняют».
Он завещал написать на своем надгробье "Покормите птиц". Надпись на памятнике удивляет посетителей Никитского кладбища, которые не знают, чья это могила. К счастью, таких немного
